– Нет, ты меня соблазняешь. Опять останемся в постели и никуда не пойдём.
– Да, будем валяться до твоего дня рождения. Я ещё не придумала, что тебе подарить.
– Если это вопрос, то блокнот. Только в клетку.
– Блокнот? В телефоне же есть.
– Там нет клеток.
– А зачем тебе клетки?
– Надо решить одну задачку.
– Опять шахматы? – начала рисовать в воздухе фигурки Шила.
– Да.
– Ты сведёшь меня с ума со своими шахматами.
Она была права, стоило только увидеть клетку, будь то клетка с птицей, окна дома, кроссворд или чьё-то клетчатое пальто, сразу всплывала в памяти не доигранная шахматная партия и её многочисленная толпа продолжений.
– Хорошо, будет тебе блокнот. Что ещё?
– Праздника хочу. Пойду поставлю чайник.
– Я тоже хочу, – произнесла она тихо, для себя. «К праздникам привыкаешь быстро, как к хорошему отношению… календаря. Просто смотришь на него, ешь, спишь, любишь. Солнце светит. Но стоит ему только пропасть – ни аппетита, ни сна, ни любви».
– Я люблю, когда в дом приходит праздник. Как бы сделать так, чтобы он не уходил? – крикнула она ему на кухню.
– Кто же его не любит. Но нас много таких, а праздник один, – усмехнулся Артур, стоя у окна и разглядывая погоду. «В такую погоду можно никого не любить, и так хорошо».
– Ну, так ты вернёшься? Тебя ждать?
– Ага, скоро, – поставил он на плиту чайник. – Погода такая хорошая, чего ты в постели сидишь?
– А что делать?
– Иди к своему мужчине и соблазняй.
– Был бы мужчина, пошла.
– Ты главное соблазняй, а мужчина появится, – вспомнил он свой сон с колодцем.
Артур оставил окно и снова вернулся в спальню. Шила лежала на кровати, подогнув под себя одну ногу, вторую согнула в колене и положила на неё руки и голову. Она сложилась в одну стройную женственность, подчёркнутую правильными контурными линиями. Словно бисквит в разрезе, слой за слоем: щиколотки, голень, бедро, талия, грудь, руки, лицо, волосы. Они ждали.
– Помогите, на помощь! – закричала, смеясь, Шила. – Ну, наконец-то. Я тебя соблазняю, а тебя нет и нет. Помоги мне, я застряла.
– Где? – разглядывал я Шилу, которая лежала, поджав под себя ноги, в постели.
– Сама в себе. Раньше я могла лежать на животе, а теперь неудобно. Вытащи из-под меня ногу.
– Обе?
– Не, правую можешь оставить.
– Я бы взял обе, – вытянул я из-под Шилы её левую ногу.
– Только за наличный расчёт.
– А гарантия есть?
– При правильном хранении и использовании они никуда не уйдут. Тело прилагается.
– А можно о теле поподробнее?
– Что вам рассказать о себе? Я сейчас переживаю период, когда надоело варить кофе самой себе и хочется, чтобы кто-то мог его приготовить для меня.
– Ну, а я куда уходил, по-твоему?
* * *
Я давно заметил, что утром время летит быстрее: его запросто можно проспать, а если ты даже вовремя встанешь, то его катастрофически не хватает. Вечером другое дело: время растягивается до таких размеров, что никогда не удаётся пораньше лечь спать.
Мы не выспались и уже сидели, пристёгнутые к креслам, словно пассажиры утреннего рейса, были готовы к полёту. Когда Шила вела машину, я чувствовал себя английским водителем при левостороннем движении, только без руля и педалей. В критические моменты я нажимал на последние, а их не было. За рулём сидела жена и успокаивала меня. Я старался не нервничать по пустякам. Плохой из меня инструктор.
Светофор моргал зелёным глазом.
– Тормози, – шепнул я.
– Может, успеем? – давила на газ Шила.
– Того не стоит.
– Как скажешь, – нажала она на тормоз. Машина встала как вкопанная, но мы ещё двигались по инерции внутри неё, пока нас не остановило ремнями безопасности. – Могли бы успеть, – извинилась Шила. На углу застыл постовой, он взял власть в свои руки на этом участке, по которому должна была проехать настоящая власть, с мигалками с эскортом, именно так, она подкармливала всех остальных, кроша им с барского стола пусть маленькую, но власть, по сути подсаживая всех на неё, на ту, на которой и сами они сидели.
– Теперь ждать неизвестно сколько.
– Шесть лет.
– Уже меньше.
– А может и больше.
– Я так на работу опоздаю.
– Работа для того и существует, чтобы опаздывать. Послушаем погоду пока, – прибавил я звук радиоприёмнику.
– Она непослушна, – играла словами жена. Это означало, что настроение её поднялось до нормы. Наконец власть проскочила, полицай нажал нужную кнопку и смыл всех в одну канализацию. Народ двинулся вслед за имущими.
– Здесь можно правее, высадишь меня на светофоре, – попросил я Шилу.
– Мне страшно… дальше одной.
– Ты должна научиться ездить одна, пусть немного, но одна. Да, и парковаться там легче, возле универа.
– Я поняла, главное в жизни – найти свою парковку.
Я оставлял её с трафиком наедине, а сам ещё пару остановок стеснялся на метро.
– Несколько тёплых слов, пара его поцелуев, одни крепкие объятия, я вооружена до самого вечера, – произнесла Шила, как скороговорку, не спуская глаз с красного, поцеловала меня в щёку, не думая, всей её сущностью уже завладели жёлтый свет и коробка передач.
В вестибюле метро было по-утреннему людно. Будто небольшая революция, восстание спавших. Они торопились взять в свою власть почту, телеграф и банки. Я тоже потолкался, нехотя, будто для галочки. Эскалатор подбросил меня до платформы. Внизу восставших было ещё больше, я оставил за собой в толпе тоннель, который, словно рана на молодой коже, быстро затянулся, зарос людьми, заполнился болтовнёй. Та, в свою очередь, затянула меня в вагон подлетевшей с гулом электрички. Внутри душновато, пахло людьми. Люди как горы, они свой климат устанавливают: одни задерживают любые циклоны и за ними солнечно всегда, другие продуваемы со всех сторон, от таких сквозит одиночеством. Сквозь отрытые форточки махал на всех неутомимым веером ветер. Будто за стеклом роза ветров, одна на всю вазу.
– Добивайся поставленных целей, йелец хыннелватсоп ясйавибод, а потом уже покоряй, делай детей, а не поделки, – читал я туда и обратно, покачиваясь в вагоне на плакате, что висел рядом со схемой метро.
* * *
– Что делаешь? – позвонил я жене между занятиями.
– Книгу читаю.
– Интересная?
– Нет.
– Может, лучше сходим куда-нибудь вечерком?
